КАЗАКИ И ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
«Вместе с состоящими на службе в мирное время 54 конными полками, пятью отдельными дивизиями, 20 конными батареями, шестью пластунскими батальонами и несколькими отдельными сотнями, казаки с мобилизованными второочередными и третьеочередными частями дали на фронт в первое время 157 конных полков. 30 конных батарей, 20 пластунских батальонов и 18 отдельных сотен, всего в количестве 150.000 шашек и штыков.
Казаки сражались на всех фронтах. Казачьи кони и цветные казачьи лампасы и черкески известны и в Восточной Пруссии, и в Полесьи, и в Галиции, и на вершинах Карпат, и в Закавказьи у Эрзерума, и в долине Ефрата, и в пределах Турции и Персии.
Из 367 тысяч казаков за четыре годы войны не было ни одного дезертира!».
Родимый край, № 51, март-апрель 1964
ДОН: 1930-е годы
«В 1936 г. я плыл на маленьком пароходике из Ростова в станицу Н. Кундрюческую. По пути пароходик приставал у станиц к деревянным помостам, а где их не было, прямо к крутому берегу. На одной такой остановке я вышел на берег и увидал сидящего древнего старика с волосами и бородой уже не седыми, а желтыми. Он был босой, на голове старая казачья фуражка с красным околышком и пятном от кокарды, рваная ватная теплушка и старые казачьи шаровары с лампасами. Я был поражен, т. к. не видел казачьей формы с 1919 г. Подошел к старику. Он держал на коленях завернутую в тряпку вареную курицу, собственно куриный скелет, обтянутый кожей синего цвета, невидимому такого же возраста, как и ее хозяин. Старик продавал курицу, прося за нее 5 руб. Я, конечно, курицу не взял, но тотчас дал старику 5 руб. Он растерялся, посмотрел на меня из-под ладони подслеповатыми глазами и затем сказал: «видать из офицерьёв...»
Когда мы поплыли дальше, то вдруг увидали плывущего через Дон волка. Он переплывал реку значительно выше парохода, но не рассчитал ни силы течения, ни быстроты движения парохода. Мы с ним буквально столкнулись, но он, проскользнув под самым носом парохода, поплыл дальше. Матросы на пароходе пытались было схватить его баграми, но из этого ничего не вышло. Переплыв Дон, волк выбежал на крутой берег, отряхнулся и волчьим наметом пошел в степь. Я невольно подумал: вот на всем пути я встретил только два памятника былого тихого Дона, два реликта — старого казака в казачьей одежде и старого волка — былых хозяев донских степей».
Проф. М. Миллер
«Вместе с состоящими на службе в мирное время 54 конными полками, пятью отдельными дивизиями, 20 конными батареями, шестью пластунскими батальонами и несколькими отдельными сотнями, казаки с мобилизованными второочередными и третьеочередными частями дали на фронт в первое время 157 конных полков. 30 конных батарей, 20 пластунских батальонов и 18 отдельных сотен, всего в количестве 150.000 шашек и штыков.
Казаки сражались на всех фронтах. Казачьи кони и цветные казачьи лампасы и черкески известны и в Восточной Пруссии, и в Полесьи, и в Галиции, и на вершинах Карпат, и в Закавказьи у Эрзерума, и в долине Ефрата, и в пределах Турции и Персии.
Из 367 тысяч казаков за четыре годы войны не было ни одного дезертира!».
Родимый край, № 51, март-апрель 1964
ДОН: 1930-е годы
«В 1936 г. я плыл на маленьком пароходике из Ростова в станицу Н. Кундрюческую. По пути пароходик приставал у станиц к деревянным помостам, а где их не было, прямо к крутому берегу. На одной такой остановке я вышел на берег и увидал сидящего древнего старика с волосами и бородой уже не седыми, а желтыми. Он был босой, на голове старая казачья фуражка с красным околышком и пятном от кокарды, рваная ватная теплушка и старые казачьи шаровары с лампасами. Я был поражен, т. к. не видел казачьей формы с 1919 г. Подошел к старику. Он держал на коленях завернутую в тряпку вареную курицу, собственно куриный скелет, обтянутый кожей синего цвета, невидимому такого же возраста, как и ее хозяин. Старик продавал курицу, прося за нее 5 руб. Я, конечно, курицу не взял, но тотчас дал старику 5 руб. Он растерялся, посмотрел на меня из-под ладони подслеповатыми глазами и затем сказал: «видать из офицерьёв...»
Когда мы поплыли дальше, то вдруг увидали плывущего через Дон волка. Он переплывал реку значительно выше парохода, но не рассчитал ни силы течения, ни быстроты движения парохода. Мы с ним буквально столкнулись, но он, проскользнув под самым носом парохода, поплыл дальше. Матросы на пароходе пытались было схватить его баграми, но из этого ничего не вышло. Переплыв Дон, волк выбежал на крутой берег, отряхнулся и волчьим наметом пошел в степь. Я невольно подумал: вот на всем пути я встретил только два памятника былого тихого Дона, два реликта — старого казака в казачьей одежде и старого волка — былых хозяев донских степей».
Проф. М. Миллер
КАЗАЧКИ
«В самые тяжелые моменты борьбы с большевизмом, когда все мужское население станиц, за исключением глубоких старцев и малых ребятишек, было на фронте, они одни, как в старину, вели дома хозяйство, но одновременно и обслуживали фронт: в зимнюю стужу, в мороз и мятели, казачки возили на фронт патроны, снаряды и пропитание, а обратно увозили раненых и убитых, среди которых часто бывали их близкие.
После окончания гражданской войны, в страшные годы искусственного голода и насильственной коллективизации, казачки, оставшись одни, — их мужья, отцы, братья или погибли, или были сосланы, или ушли в эмиграцию, — несмотря на бесчеловечные условия существования, сумели все же вырастить новое казачье поколенье».
ЧТО ТАКОЕ СТЕПЬ ДЛЯ КАЗАКА
«Для степняка красота степи заключается прежде всего в ее беспредельности, в дальности горизонта.
Травы в полном цвету наполняют несказанно очаровательным ароматом — благоуханием всю ширь степей и полей. Каждое растение испускает свой, присущий ему, запах. Каждая травка хочет заявить о своем личном «Я», но, соединяясь с другими, образует одно общее Божественное «благорастворение воздухов».
Татарник со своим высоким будяком и ярко-фиолетовым цветком пускает одуряющий, далеко несущийся, запах. Он особенно старается привлечь к себе внимание, потому что позже, когда он созреет, кому охота будет подойти к этой колючей траве-сорняку, избирающему всегда место среди хлебных злаков.
Пахучий чебор — его не пройдешь. Он так сладко пахнет, что не выдержишь, сорвешь, а чуть помяв, не оторвешься от запаха. Правда, эта травка растет больше на целинных землях, но встречается на «парах» — участках, отдыхающих от посевов.
Полевой душистый горошек выбирает более низкие прохладные и более влажные места в балочках. Привлекает он сначала своим внешним видом — нежными розовыми и красными цветочками, а потом таким же нежным запахом искусно насаженных сережек. Хочешь его сорвать, а он уцепился за другие травки, расплелся и не дается в руки — ему так прекрасно жить, цвести в открытом, полном радости, поле.
Высокие васильки синие — они, немного гордые, стоят группою в сторонке и охраняют свой избранный ими участочек.
Зверобой, который идет потом на доморощенный чай в хуторе и на лекарства — он также с нежным едва уловимым запахом.
Даже куст «перекати-поле» в своей молодости прекрасен со множеством крошечных цветиков на шароподобном растении.
А сколько цветов ромашки, придорожника и разных, разных, каким и названия не знаешь...
Да можно ли забыть тюльпаны — лазоревые цветы! Они захватывают целые десятины под свое владение.
Букет обернешь платком или фартуком, что окажется под руками, только бы донести до дома, а там — в банки, в воду. Стараешься срывать не совсем распустившиеся — красные, желтые, белые с синевой. Хотя не так силен их запах, но красота их вас побеждает, повергает в торжествующее состояние духа — и смеешься и кричишь и бежишь-бежишь от цветка к цветку...
Здесь и милая полынь — трава, разных видов. Она дополняет букет запахов своим горьковато-сладким приторным ароматом. Одни сорта годны на лечебные средства, другие — чернобыл — пойдут осенью на веники, на топку.
В этой милой степи найдете и всеми любимый ковыль. Белой пушистой толковой косой то прилегает он к земле и целует ее — кормилицу, при сильном ветре, то величаво поднимается и, грациозно раскачавшись, раскланивается на все стороны, куда колыхнет его затихающий ветерок.
Среди хлебных полей ковыля не так много, но без него не может быть степных просторов. Он хозяин Донских степей!
Песня жаворонка будет сопровождать вас от восхода солнца и до позднего вечернего часа, но кто теперь радуется этим цветам и полям в очаровательном казачьем крае? Оросили эти степи и поля слезы горькие. Безрадостен труд на этих посевах, покосах и жатвах.
Одни сосланы, другие — убиты. Кто мог, сами ушли. Остались казачьи лома безжизненными. Какие — проданы, иные сломаны, а то и сожжены.
Вместо красивых палисадников — где стоит ставня вместо огорожи, где сломанная кровать вместо калитки. Все, что можно сломать и разбить — сломано и разбито...».
«В самые тяжелые моменты борьбы с большевизмом, когда все мужское население станиц, за исключением глубоких старцев и малых ребятишек, было на фронте, они одни, как в старину, вели дома хозяйство, но одновременно и обслуживали фронт: в зимнюю стужу, в мороз и мятели, казачки возили на фронт патроны, снаряды и пропитание, а обратно увозили раненых и убитых, среди которых часто бывали их близкие.
После окончания гражданской войны, в страшные годы искусственного голода и насильственной коллективизации, казачки, оставшись одни, — их мужья, отцы, братья или погибли, или были сосланы, или ушли в эмиграцию, — несмотря на бесчеловечные условия существования, сумели все же вырастить новое казачье поколенье».
ЧТО ТАКОЕ СТЕПЬ ДЛЯ КАЗАКА
«Для степняка красота степи заключается прежде всего в ее беспредельности, в дальности горизонта.
Травы в полном цвету наполняют несказанно очаровательным ароматом — благоуханием всю ширь степей и полей. Каждое растение испускает свой, присущий ему, запах. Каждая травка хочет заявить о своем личном «Я», но, соединяясь с другими, образует одно общее Божественное «благорастворение воздухов».
Татарник со своим высоким будяком и ярко-фиолетовым цветком пускает одуряющий, далеко несущийся, запах. Он особенно старается привлечь к себе внимание, потому что позже, когда он созреет, кому охота будет подойти к этой колючей траве-сорняку, избирающему всегда место среди хлебных злаков.
Пахучий чебор — его не пройдешь. Он так сладко пахнет, что не выдержишь, сорвешь, а чуть помяв, не оторвешься от запаха. Правда, эта травка растет больше на целинных землях, но встречается на «парах» — участках, отдыхающих от посевов.
Полевой душистый горошек выбирает более низкие прохладные и более влажные места в балочках. Привлекает он сначала своим внешним видом — нежными розовыми и красными цветочками, а потом таким же нежным запахом искусно насаженных сережек. Хочешь его сорвать, а он уцепился за другие травки, расплелся и не дается в руки — ему так прекрасно жить, цвести в открытом, полном радости, поле.
Высокие васильки синие — они, немного гордые, стоят группою в сторонке и охраняют свой избранный ими участочек.
Зверобой, который идет потом на доморощенный чай в хуторе и на лекарства — он также с нежным едва уловимым запахом.
Даже куст «перекати-поле» в своей молодости прекрасен со множеством крошечных цветиков на шароподобном растении.
А сколько цветов ромашки, придорожника и разных, разных, каким и названия не знаешь...
Да можно ли забыть тюльпаны — лазоревые цветы! Они захватывают целые десятины под свое владение.
Букет обернешь платком или фартуком, что окажется под руками, только бы донести до дома, а там — в банки, в воду. Стараешься срывать не совсем распустившиеся — красные, желтые, белые с синевой. Хотя не так силен их запах, но красота их вас побеждает, повергает в торжествующее состояние духа — и смеешься и кричишь и бежишь-бежишь от цветка к цветку...
Здесь и милая полынь — трава, разных видов. Она дополняет букет запахов своим горьковато-сладким приторным ароматом. Одни сорта годны на лечебные средства, другие — чернобыл — пойдут осенью на веники, на топку.
В этой милой степи найдете и всеми любимый ковыль. Белой пушистой толковой косой то прилегает он к земле и целует ее — кормилицу, при сильном ветре, то величаво поднимается и, грациозно раскачавшись, раскланивается на все стороны, куда колыхнет его затихающий ветерок.
Среди хлебных полей ковыля не так много, но без него не может быть степных просторов. Он хозяин Донских степей!
Песня жаворонка будет сопровождать вас от восхода солнца и до позднего вечернего часа, но кто теперь радуется этим цветам и полям в очаровательном казачьем крае? Оросили эти степи и поля слезы горькие. Безрадостен труд на этих посевах, покосах и жатвах.
Одни сосланы, другие — убиты. Кто мог, сами ушли. Остались казачьи лома безжизненными. Какие — проданы, иные сломаны, а то и сожжены.
Вместо красивых палисадников — где стоит ставня вместо огорожи, где сломанная кровать вместо калитки. Все, что можно сломать и разбить — сломано и разбито...».
КАЗАКИ: СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
«Выпрягаются упряжки — люди и животные спешат к кошу, дабы едой подкрепить свои силы. Жирно перемешанная полова с дертью (ячменная мука) на первое, ячмень или овес на второе — кажутся особенно вкусными для проголодавшихся лошадей, а быки счастливы и одной мякиной — с вечера на ночь им заложат хорошую порцию сена или овсяной соломы. Сами хозяева, усевшись вокруг «сырна» (низкий круглый стол) с аппетитом едят постный борщ, или суп, сваренный на сушеной рыбе. (Весенний сев падает на Великий пост). Пообедав и отдохнув, вновь потянулись на пашню. К вечеру уже обозначилась черная полоса вспаханой земли вокруг початой нивы, а через неделю-две степь покрывается сплошными латками яровых посевов. Сеяли «гарновку» (особый сорт пшеницы на продажу — хозяйки не любили печь из нее хлеб — недостаточно пышный и с синим оттенком), ячмень, овес, просо, подсолнухи, коноплю, фасоль, горох и пр. Баштаны и овощи оставляли под конец. Смотря по погоде и местным приметам их сеяли и сажали или до Пасхи, или после Пасхи. На эту заключительную работу выезжала сама главная хозяйка с мешочками, кулечками и оклунками семян и зерен. Она их собирала, сушила, паковала, а потому ей и первое слово.
Чего только не посадит и не посеет она: и кавунов (арбузы), и всяких сортов дынь, огурцов, гарбузов (тыквы). Посадит цыбулю (лук), чеснок, баклажаны (помидоры) и всюду разбросает укроп и мак. Разберись потом при полотьбе!... Мало того, вокруг баштана она не забудет посадить веничье просо, для веников. Тут сказывается общая черта казаков в сельском хозяйстве: погоня за количеством в ущерб качеству. На это были особые причины, вызываемые порядком землепользования и переделами паевых наделов. Наша же казачка-хозяйка рассуждала проще: посеять побольше всего, а там — что Бог даст и Илья пророк-громовержец».
Родимый край, № 52, май-июнь 1964
«Выпрягаются упряжки — люди и животные спешат к кошу, дабы едой подкрепить свои силы. Жирно перемешанная полова с дертью (ячменная мука) на первое, ячмень или овес на второе — кажутся особенно вкусными для проголодавшихся лошадей, а быки счастливы и одной мякиной — с вечера на ночь им заложат хорошую порцию сена или овсяной соломы. Сами хозяева, усевшись вокруг «сырна» (низкий круглый стол) с аппетитом едят постный борщ, или суп, сваренный на сушеной рыбе. (Весенний сев падает на Великий пост). Пообедав и отдохнув, вновь потянулись на пашню. К вечеру уже обозначилась черная полоса вспаханой земли вокруг початой нивы, а через неделю-две степь покрывается сплошными латками яровых посевов. Сеяли «гарновку» (особый сорт пшеницы на продажу — хозяйки не любили печь из нее хлеб — недостаточно пышный и с синим оттенком), ячмень, овес, просо, подсолнухи, коноплю, фасоль, горох и пр. Баштаны и овощи оставляли под конец. Смотря по погоде и местным приметам их сеяли и сажали или до Пасхи, или после Пасхи. На эту заключительную работу выезжала сама главная хозяйка с мешочками, кулечками и оклунками семян и зерен. Она их собирала, сушила, паковала, а потому ей и первое слово.
Чего только не посадит и не посеет она: и кавунов (арбузы), и всяких сортов дынь, огурцов, гарбузов (тыквы). Посадит цыбулю (лук), чеснок, баклажаны (помидоры) и всюду разбросает укроп и мак. Разберись потом при полотьбе!... Мало того, вокруг баштана она не забудет посадить веничье просо, для веников. Тут сказывается общая черта казаков в сельском хозяйстве: погоня за количеством в ущерб качеству. На это были особые причины, вызываемые порядком землепользования и переделами паевых наделов. Наша же казачка-хозяйка рассуждала проще: посеять побольше всего, а там — что Бог даст и Илья пророк-громовержец».
Родимый край, № 52, май-июнь 1964
НОЧЬ В СТЕПИ
«Гул артиллерии и треск винтовок смолкли. Тихая звездная ночь окутала широким прозрачным покрывалом Донскую степь. Жизнь в хуторе заметно замирала. Полки дивизии, как огромные чудовища, выползали из хутора Вишняки. Уходили части на ночевку и кормежку в степь версты за три-четыре от противника. Темная масса колеблющихся конных фигур сперва ярко вырисовывалась на светлом фоне зреющего хлеба, потом расплывалась в темноте, и слышно было только тихое позвякивание освобожденных стремян да мерное топанье копыт по пыльной дороге. Уставшие люди и лошади торопились к желанному отдыху. Такой способ ночевки и кормежки был широко развит в начале гражданской войны, когда не было точной полосы фронта и когда противника ждали всегда и отовсюду.
На широкой прогалине, оставленной для сенокоса, между высокой золотистого цвета рожью, расположился казачий полк. В темноте неясно рисовались группы пасущихся коней. То в одной, то в другой сторон внезапно вспыхивало пламя спички, на мгновение освещало расположившихся казаков, медленно гасло — и вместо него появлялось нисколько огненных точек. Тянуло сладковатым запахом махорки.
Утром, только что сменившись из сторожки, придя к штабу дивизии, полк получил срочную задачу следовать на левый фланг, где разведкой обнаружено движете красной конницы. Быстрым аллюром полк подходил к цели. Вот и цепь знакомых хуторов, где-то здесь очень близко находится и противник. Высланная разведка дала точный сведения. На северной опушке хутора Сычевскаго в большой лощине полк строить боевой порядок. Осторожно выходить он на равнину. Там, впереди, северо-западнее, тонкой нитью версты на полторы протянулась рассыпанная конница противника. Быстро оценивается обстановка.
После краткого боя полк без чувствительных потерь разбил конницу, уничтожил батальон пехоты и взял два орудия с полной запряжкой и снарядами. Вот этот-то успех и не дает успокоиться даже теперь доблестным Донцам.
Но после пережитых волнений, в спокойной обстановке хочется так просто лежать, вдыхать чистый воздух, отдыхать всем телом без дум, без мыслей. В степи это особенно хорошо. Воздух так чисть и ароматен. Трава душистая, прохладная, слегка влажная от вечерней зари».
Родимый край, № 1, 1929 Париж
«Гул артиллерии и треск винтовок смолкли. Тихая звездная ночь окутала широким прозрачным покрывалом Донскую степь. Жизнь в хуторе заметно замирала. Полки дивизии, как огромные чудовища, выползали из хутора Вишняки. Уходили части на ночевку и кормежку в степь версты за три-четыре от противника. Темная масса колеблющихся конных фигур сперва ярко вырисовывалась на светлом фоне зреющего хлеба, потом расплывалась в темноте, и слышно было только тихое позвякивание освобожденных стремян да мерное топанье копыт по пыльной дороге. Уставшие люди и лошади торопились к желанному отдыху. Такой способ ночевки и кормежки был широко развит в начале гражданской войны, когда не было точной полосы фронта и когда противника ждали всегда и отовсюду.
На широкой прогалине, оставленной для сенокоса, между высокой золотистого цвета рожью, расположился казачий полк. В темноте неясно рисовались группы пасущихся коней. То в одной, то в другой сторон внезапно вспыхивало пламя спички, на мгновение освещало расположившихся казаков, медленно гасло — и вместо него появлялось нисколько огненных точек. Тянуло сладковатым запахом махорки.
Утром, только что сменившись из сторожки, придя к штабу дивизии, полк получил срочную задачу следовать на левый фланг, где разведкой обнаружено движете красной конницы. Быстрым аллюром полк подходил к цели. Вот и цепь знакомых хуторов, где-то здесь очень близко находится и противник. Высланная разведка дала точный сведения. На северной опушке хутора Сычевскаго в большой лощине полк строить боевой порядок. Осторожно выходить он на равнину. Там, впереди, северо-западнее, тонкой нитью версты на полторы протянулась рассыпанная конница противника. Быстро оценивается обстановка.
После краткого боя полк без чувствительных потерь разбил конницу, уничтожил батальон пехоты и взял два орудия с полной запряжкой и снарядами. Вот этот-то успех и не дает успокоиться даже теперь доблестным Донцам.
Но после пережитых волнений, в спокойной обстановке хочется так просто лежать, вдыхать чистый воздух, отдыхать всем телом без дум, без мыслей. В степи это особенно хорошо. Воздух так чисть и ароматен. Трава душистая, прохладная, слегка влажная от вечерней зари».
Родимый край, № 1, 1929 Париж
ЧТО ТАКОЕ ВОЙСКОВОЙ КРУГ
«Войсковой Круг - проявление казачьей самобытности. Так было с момента возникновения Донского Казачества. Но потом на протяжении более двух столетий Московская и Петербургская центральная власть, превращая постепенно его в слепого исполнителя государевой воли, государственной власти, стремилась упразднить внутренне само управление в казачестве. Однако никакие мери правительства не могли убить идеи самоуправления, которую казак бережно хранил в своей душе, что отвечало его неистребимому духу вольности.
Возрожденный Войсковой Круг поставил себе задачей сохранить и утвердить в казачестве основы права и свободы, т.е. поставить казачество на путь, которым жили в седую старину его предки.
Но тогда уже чувствовалось, что были люди, которые в демократическом строе видели опасность для своих привилегий и дворянских прав дававших им возможность быть какой-то особой кастой, кастой белой кости к алой крови, возможность быть над серой массой казачества, не сливаясь с ним. Этот класс людей с таким настроением ушел и за границу. Решив, что здесь в эмиграции казачья демократия, распылившись, сама себя ликвидирует, эти люди открыто повели атаку и против Области Войска Донского, Войскового Круга с его президиумом.
Здесь и атаманы по наследству, здесь и появление "Войсковой Старшины", появление произвольное, без указания каких-либо признаков, здесь и требование "старшины" в уравнении в правах с В.Кругом и его президиумом и наконец полное отрицание Войскового Круга».
Родимый край, № 1, 1954
«Войсковой Круг - проявление казачьей самобытности. Так было с момента возникновения Донского Казачества. Но потом на протяжении более двух столетий Московская и Петербургская центральная власть, превращая постепенно его в слепого исполнителя государевой воли, государственной власти, стремилась упразднить внутренне само управление в казачестве. Однако никакие мери правительства не могли убить идеи самоуправления, которую казак бережно хранил в своей душе, что отвечало его неистребимому духу вольности.
Возрожденный Войсковой Круг поставил себе задачей сохранить и утвердить в казачестве основы права и свободы, т.е. поставить казачество на путь, которым жили в седую старину его предки.
Но тогда уже чувствовалось, что были люди, которые в демократическом строе видели опасность для своих привилегий и дворянских прав дававших им возможность быть какой-то особой кастой, кастой белой кости к алой крови, возможность быть над серой массой казачества, не сливаясь с ним. Этот класс людей с таким настроением ушел и за границу. Решив, что здесь в эмиграции казачья демократия, распылившись, сама себя ликвидирует, эти люди открыто повели атаку и против Области Войска Донского, Войскового Круга с его президиумом.
Здесь и атаманы по наследству, здесь и появление "Войсковой Старшины", появление произвольное, без указания каких-либо признаков, здесь и требование "старшины" в уравнении в правах с В.Кругом и его президиумом и наконец полное отрицание Войскового Круга».
Родимый край, № 1, 1954
КАЗАКИ и ВЛАСТЬ
«Как известно, еще в те времена, когда большинство народов Европы и Азии не знали иной формы правления, кроме единоличной власти королей, вождей и монархов, Казачество было свободными народными республиками.
Казачество было первым народом, который право гонимых на убежище и защиту возвел в высокий принцип гуманности и человеколюбия, в долг чести.
— С Дона выдачи нет — как догмат звучал этот принцип.
Даже самые страшные для Казачества годы — годы большевистского безвременья и лихолетья, когда казаки подвергались самым жесточайшим преследованиям и, почти, поголовному истреблению, — не сломили казачьего духа, не победили его внутренней силы.
1) В глазах власти того времени казаки были слишком свободолюбивым народом. Эго казачье свободолюбие пугало правящий класс. Ведь им могли заразиться крестьянские и рабочие массы.
2) Казаки ни в какой мере не отвечали казенному понятию об идеальных свойствах русского гражданина. Не секрет, что к таким свойствам в первую очередь относилось слепое повиновение власти, раболепие и полное покорности смирение.
Такими качествами казаки не обладали.
3) Власть считала, что носителем лучших качеств гражданина является русский безответный мужичок с его покорностью судьбе. Это был казенный образец идеального гражданина. Под это образец подгонялись казаки, по нем должно было быть перестроено все Казачество. Иными словами, казаки должны были быть омужичены.
Омужичивание казачества предполагалось достичь путем характерной для русской действительности идеи уравнения. По этой идее жизнь казачья ничем не должна отличаться от жизни русского пахаря. Материальные и бытовые условия Казачества должны быть такими же, как и у крестьянства. Уравнение происходит за его счет так, что излишки казачьего добра, вернее источник этих излишков, земля казачья, частично переходит в руки русского землепашца.
Таким образом, осуществлением идеи уравниловки достигалось две цели: упразднялось надоевшее и мало подходившее к абсолютному строю Казачество и повышалось за казачий счет плачевное материальное положение крестьян.
Такова идея уравнения. Самое проведение се в жизнь называлось «урезыванием казаков». И мы знаем, как урезывалось Казачество.
Идеей постепенного уравнения определялась политика справа по отношению Казачества.
Но была еще и политика слева. Она исходила из кругов русской революционной общественности, либеральной буржуазии и интеллигенции. Мотивы политики слева были иного порядка. Для сторонников этой политики Казачество было в первую очередь контрреволюционной силой, способной помешать осуществлению их революционных планов. Этот взгляд революционной демократии и определял ее отношение к Казачеству.
— «Казачество должно потесниться». — формулировал один из божков русского революционного мира свое и своих приверженцев отношение к Казачеству.
Казачья народная совесть, голос казачьей чести не мирились со злом и требовали борьбы с ним. Никакие страдания не могли заставить Казачество сойти с его исторического пути служения Правде».
Родимый край, № 44, январь-февраль 1963
«Как известно, еще в те времена, когда большинство народов Европы и Азии не знали иной формы правления, кроме единоличной власти королей, вождей и монархов, Казачество было свободными народными республиками.
Казачество было первым народом, который право гонимых на убежище и защиту возвел в высокий принцип гуманности и человеколюбия, в долг чести.
— С Дона выдачи нет — как догмат звучал этот принцип.
Даже самые страшные для Казачества годы — годы большевистского безвременья и лихолетья, когда казаки подвергались самым жесточайшим преследованиям и, почти, поголовному истреблению, — не сломили казачьего духа, не победили его внутренней силы.
1) В глазах власти того времени казаки были слишком свободолюбивым народом. Эго казачье свободолюбие пугало правящий класс. Ведь им могли заразиться крестьянские и рабочие массы.
2) Казаки ни в какой мере не отвечали казенному понятию об идеальных свойствах русского гражданина. Не секрет, что к таким свойствам в первую очередь относилось слепое повиновение власти, раболепие и полное покорности смирение.
Такими качествами казаки не обладали.
3) Власть считала, что носителем лучших качеств гражданина является русский безответный мужичок с его покорностью судьбе. Это был казенный образец идеального гражданина. Под это образец подгонялись казаки, по нем должно было быть перестроено все Казачество. Иными словами, казаки должны были быть омужичены.
Омужичивание казачества предполагалось достичь путем характерной для русской действительности идеи уравнения. По этой идее жизнь казачья ничем не должна отличаться от жизни русского пахаря. Материальные и бытовые условия Казачества должны быть такими же, как и у крестьянства. Уравнение происходит за его счет так, что излишки казачьего добра, вернее источник этих излишков, земля казачья, частично переходит в руки русского землепашца.
Таким образом, осуществлением идеи уравниловки достигалось две цели: упразднялось надоевшее и мало подходившее к абсолютному строю Казачество и повышалось за казачий счет плачевное материальное положение крестьян.
Такова идея уравнения. Самое проведение се в жизнь называлось «урезыванием казаков». И мы знаем, как урезывалось Казачество.
Идеей постепенного уравнения определялась политика справа по отношению Казачества.
Но была еще и политика слева. Она исходила из кругов русской революционной общественности, либеральной буржуазии и интеллигенции. Мотивы политики слева были иного порядка. Для сторонников этой политики Казачество было в первую очередь контрреволюционной силой, способной помешать осуществлению их революционных планов. Этот взгляд революционной демократии и определял ее отношение к Казачеству.
— «Казачество должно потесниться». — формулировал один из божков русского революционного мира свое и своих приверженцев отношение к Казачеству.
Казачья народная совесть, голос казачьей чести не мирились со злом и требовали борьбы с ним. Никакие страдания не могли заставить Казачество сойти с его исторического пути служения Правде».
Родимый край, № 44, январь-февраль 1963
ПОЧЕМУ НЕ ДАЛИ ОТПОР БОЛЬШЕВИКАМ
В начале революции среди донского казачества были две основные величины: мы, сплошная масса рядовых казаков, и наши вожди, которых мы сами призвали руководить нашей судьбой и которые приняли на себя тяжелое бремя власти.
Возникает вопрос: кто виноват в том, что мы всем народом, всей массой не использовали тогда слабости нарождающейся сов. власти и не уничтожили ее в зародыше. Могли ли мы это сделать — история еще не решила, но зато решили его многие «мудрые» головы, не нюхавшие пороху и в окопах не сидевшие. Они решили сразу и продолжают повторять, что во всем виноват двухмесячный нейтралитет казаков. Только подумать... Целых два месяца «мараковали», выступать им против русской революционной стихии или воздержаться?
В первые дни после революции казачьи массы сумели сохранить в своей среде полный порядок и избрать своими лидерами лиц, достойных преклонения. История отдаст должное в высокой оценке духовных качеств Каледина, Митрофана Богаевского, Бардижа, Рябовола, Назарова, П. X. Попова, П. Н. Краснова и др. вождей и Атаманов первого времени. Но в то же время
мы были недостаточно внимательными и не относились с необходимым подозрением к заманчивым лозунгам, брошенным большевиками в русский народ.
Утомленные войной, казаки, вернувшись в родные курени, ожидали, что будет дальше, ожидали новых берущих за сердце лозунгов. Но в то же время мы и наши лидеры забыли о многом из того, что могло дать нам новый стимул к сопротивлению идеям, в изобилии плывущим к нам из революционной России. Мы забыли о своей резко ограниченной обособленности в составе Российской Империи, мы забыли об оправданной исторически автономности наших прав.
В начале революции среди донского казачества были две основные величины: мы, сплошная масса рядовых казаков, и наши вожди, которых мы сами призвали руководить нашей судьбой и которые приняли на себя тяжелое бремя власти.
Возникает вопрос: кто виноват в том, что мы всем народом, всей массой не использовали тогда слабости нарождающейся сов. власти и не уничтожили ее в зародыше. Могли ли мы это сделать — история еще не решила, но зато решили его многие «мудрые» головы, не нюхавшие пороху и в окопах не сидевшие. Они решили сразу и продолжают повторять, что во всем виноват двухмесячный нейтралитет казаков. Только подумать... Целых два месяца «мараковали», выступать им против русской революционной стихии или воздержаться?
В первые дни после революции казачьи массы сумели сохранить в своей среде полный порядок и избрать своими лидерами лиц, достойных преклонения. История отдаст должное в высокой оценке духовных качеств Каледина, Митрофана Богаевского, Бардижа, Рябовола, Назарова, П. X. Попова, П. Н. Краснова и др. вождей и Атаманов первого времени. Но в то же время
мы были недостаточно внимательными и не относились с необходимым подозрением к заманчивым лозунгам, брошенным большевиками в русский народ.
Утомленные войной, казаки, вернувшись в родные курени, ожидали, что будет дальше, ожидали новых берущих за сердце лозунгов. Но в то же время мы и наши лидеры забыли о многом из того, что могло дать нам новый стимул к сопротивлению идеям, в изобилии плывущим к нам из революционной России. Мы забыли о своей резко ограниченной обособленности в составе Российской Империи, мы забыли об оправданной исторически автономности наших прав.
